АК: Да, еще Екатеринбург. Раньше в Ярославле была хорошая школа, но после смерти профессора Крашенинникова ситуация там усложнилась, но там остались кадры. Но у меня сложилось впечатление, что сама школа будто бы затухла. В Томске была школа неплохая, но сейчас тоже ситуация после смерти основателя и переезда некоторых в другие города стала сложнее. Я не хочу это подробно обсуждать, потому что кого-то обижу. Страна в принципе испытывает голод по преподавателям. Происходит следующее: «Надо гражданское право преподавать, найдем кого-нибудь». Кого-нибудь, кто не написал ни одной статьи в ведущих юридических журналах по гражданскому праву, не читает литературу на иностранных языках, не погружен в эту область как ученый, курсы читает, пересказывая какие-то учебники, у студентов глаза не горят, они выходят с полным нулем знаний. Есть ведущий московский вуз, где есть глобальные проблемы с гражданским правом. Из вузов выходят ребята, которые не знают, что такое гражданское право. Задаешь им банальные вопросы, они говорят: «Нам это не рассказывали, наш преподаватель что-то бубнил». Преподаватель права, в частности гражданского, должен быть сам с горящими глазами. Как ученый он должен ребятам показывать свой авторитет, собственные аналитические наработки, чтобы они могли спорить и видеть, как все это работает. Если он не ученый, он должен быть погружен в эту жизнь, болеть этим, читать литературу, проводить семинары. Возвращаемся к тому, о чем мы говорили. Где такие кадры взять? Надо их поднимать. В идеале надо создавать систему подготовки преподавательского состава. Есть один-два специалиста по наследственному праву, которые погружены в это, не только читали двух-трех дореволюционных авторов, но и находятся в мировом контексте. Может быть, они должны собрать свой бесплатный курс и год преподавать наследственное право тем, кто может преподавать эту дисциплину в других вузах. Можно проводить какие-то межвузовские обмены, можно использовать какой-то ресурс и как-то подтянуть общий уровень. Не знаю, надо думать.
АН: В общей концепции образования сейчас у нас очень активно развиваются онлайн-каналы. Как ты думаешь, университеты сохранят свое место на этой карте мира или их место будет смещаться?
АК: Это такая образовательная футурология. Я не настолько большой специалист в высшем образовании, чтобы какие-то предсказания делать, но я об этом думал в последнее время. Действительно, мне кажется, ситуация начинает меняться. Что такое университет? Университет – это какое-то место, где могут собираться преподаватели и студенты и взаимодействовать, жить общим духом, заряжаться какой-то энергетикой. Если все переходит в онлайн, это исчезает. Зачем нужен университет? Если есть два преподавателя в этой области, каждый из них открывает свой онлайн-курс, собирает деньги с двадцати платных студентов и дает, например, двадцать бесплатных мест, которых он сам отбирает. Он сам, ему вообще никто не нужен, сам в Zoom ведет у мотивированных и талантливых двадцати-тридцати человек, как в каком-то вузе. Он сам ведет, дает литературу, проверяет задания. Зачем эти бюрократы нужны в таком случае? Потом второй, третий, и происходит такая горизонтализация процесса, где ты хочешь получить знания в этой области, идешь именно к тому профессору, именно он толковый. В этой области вон тот. Они все уходят в Zoom и начинают напрямую коммуницировать со своими студентами. Эти студенты могут находиться, где угодно: в Москве, Питере, Ханты-Мансийске; это вообще теряет всякое значение. Я рисую футуристическую картину, но мы уже видим, как это начинает развиваться: все современные ресурсы, которые позволяют взаимодействовать с преподавателем и студентом. Какая в этой всей истории роль у университета как некого классического большого здания или комплекса зданий, где есть разные люди, общающиеся между собой? Все это начинает разрушаться. Если все будет в Zoom и мы не вернемся в офлайн, я думаю, в перспективе какого-то количества лет в этом просто исчезает смысл. Если все возвращается в офлайн, возвращается сильное преимущество университета. Сидя через Zoom у себя в комнате в Норильске, ты можешь послушать нескольких классных преподавателей, какие-то видеолекции посмотреть, на «Закон.ру» что-то почитать, но ты все равно не получишь системного образования. Если ты очень мотивированный и очень умный, ты сам системное образование получишь, ты сам будешь управлять своим образованием, но трудно требовать такое от 17-18-летнего человека. С одной стороны, у тебя будет немного хаотическое образование. С другой стороны, ты не будешь вариться во всей этой университетской каше, которая очень сильно влияет на формирование твоей личности.
АН: Нетворкинг.
АК: Нетворкинг – это важный момент. Знакомишься с людьми, которые по твоей жизни начинают с тобой пересекаться, где-то тебе помогать, ты им помогаешь. Ты учишься выстраивать отношения, а в профессии юриста один из ключевых навыков – эмоциональный интеллект, способность понимать других, взаимодействовать с людьми, выстраивать отношения. Если ты социофоб, ты не способен взаимодействовать с людьми, то у тебя в юриспруденции, скорее всего, ничего хорошего не произойдет. В науке может быть: в юридической науке повышенная доля социофобов, не умеющих вести и себя и организовывать взаимодействие с людьми, поэтому они пошли в науку, потому что она менее требовательная к этим качествам. Но, если ты хочешь работать в юридическом бизнесе или корпорации и ты не умеешь работать с людьми, у тебя большие проблемы. Вуз учит решать эти вопросы, учит организовывать взаимодействие с коллегами, преподавателями, готовиться к экзаменам. В этом процессе формируется наша личность. Не знаю, что бы было, если бы я нормально не учился в вузе, не взаимодействовал со студентами, не гулял бы с ними по вечерам. Если бы всей жизни не было бы, я не понимаю, что было бы. Зарядиться от преподавателя – это очень важный аспект воспитания – можно через Zoom, но, как многие студенты говорят (мне трудно сравнивать, потому что, когда я учился, не было альтернатив), это другая степень эмоциональной подзарядки. Два часа в аудитории с преподавателем, у которого горят глаза, а не который что-то бубнит, намного эффективнее в плане мотивированности, заряжения любовью к профессии, желанием самому разобраться, чем два часа провести с этим же преподавателем в Zoom. Интернет-формат разрывает энергетическую связь.
АН: Это зависит еще и от количества студентов?
АК: Естественно, я сейчас говорю про преподавание в формате 30-40 человек в Zoom или что-то в этом роде. Но студенты (мне самому трудно говорить) говорят, что просто лекция в зале у авторитетного преподавателя производит более сильное впечатление, дает больший эффект, чем лекция того же преподавателя в Zoom. Говорят так. Это минус. Но эти минусы надо сравнивать с плюсами. Есть издержки и выгоды. Электронное онлайн-образование имеет свои недостатки, которые мы уже обсудили. Есть еще и другие: контроль знаний, борьба с мошенничеством студентов в этом формате усложнены, но есть и плюсы. Главный плюс – горизонтальный мир. Открываются перспективы для прорыва к знаниям молодого человека или девушки в любой точке России. Не надо бросать родителей и бабушек, ехать из какого-то небольшого поселения в Москву. Они могут там учиться. Это дешевле. Есть свои плюсы и минусы. Я думаю, что университеты еще останутся и никуда не денутся. Если все это будет в Zoom, вот тогда не знаю.
АН: К нам кстати приезжал проректор одного известного западного вуза, я у нее спросил: «Как Вы смотрите на все эти онлайн-каналы?». Она сказала: «Они делают нашу аудиторию больше», то есть они на самом деле ведут еще большую монополизацию позиции ведущих вузов, потому что они усиливают их позиции не только в офлайн, но и в онлайн. Здесь я с тобой согласен, что онлайн дает больше возможностей для студентов из регионов.
АК: Вообще, Александр, специалист, который у Вас был, правильно говорит. Бесплатное онлайн-знание не убивает бизнес этих университетов и любого другого образовательного центра, наоборот, расширяет количество клиентов.
АН: Конечно, он заинтересовался и пришел.
АК: Конечно. Многие этого не понимают. Некоторые менеджеры образования этого не понимают. Я больше занимаюсь повышением квалификации, дополнительным образованием, это вообще мой основной профиль. Я в конце 1990-х – начале 2000-х годов, в 2000 году, начинал «М-Логос», первые курсы, семинары мы начали организовывать в 2002 году. В этой сфере были правила: какие-то центры проводили программы, преподносимые как ноу-хау, и даже фамилии преподавателей нигде не назывались, люди узнают о них, только когда придут, потому что не дай Бог кто узнает, кто у них читает, – переманят к себе. Это какая-то катастрофа. Но это ушло в прошлое. Мир и жизнь показывают, что, чем больше ты даешь бесплатно, свободно, открыто людям, тем больше к тебе приходит людей, которые готовы платить деньги. Те, кто не готов платить деньги, получает знания, но у них нет денег и слава Богу – ты им дал знания. Те, кто готов платить, заплатят за более углубленные знания. Coursera и другие форматы показывают, что это направление верно. Не нужно держаться за свои знания и продавать их элитно кому-то одному за большие деньги. В этом нет смысла. Жизнь коротка, надо успеть сделать по максимуму. Надо находить баланс между широтой распространения знаний и необходимостью зарабатывать на жизнь. Все находятся в каком-то поиске. Университеты в этом плане молодцы: они на Coursera выкладывают свои курсы, но не все же. В итоге индийские, китайские, российские студенты слушают на Coursera какие-то курсы Стэнфордского университета, понимают, что это очень круто и бегут в этот Стэнфорд платить огромные деньги или искать гранты на оплату обучения. Все правильно они делают.
АН: Кстати, хотел спросить, как ты относишься к классической лекционной системе по сравнению с сократическим методом? Что для тебя наиболее эффективно: когда тебе читают лекции или ты приходишь на семинар, уже подразумевая, что ты готов, все прочитал?
АК: Я за последний вариант. Надо сказать, что это непросто, намного сложнее для преподавателя, чем прийти и прочитать лекцию.
АН: Требует высокой дисциплины.
АК: Высокой дисциплины, подготовки.
АН: Мотивации.
АК: Мотивации самого преподавателя. Поэтому так могут вести занятия именно те высокомотивированные энтузиасты. Те преподаватели, которые просто зарабатывают свои 50 000 рублей, ради денег приходят и им просто уже все неинтересно, приходят и читают лекции, иногда даже неплохо – за двадцать лет можно наработать навык.
АН: Три раза прочитал, сам понял.
АК: Да. Вот это не то уже. Чтобы провести настоящий, полноценный семинар, модерировать этот процесс, отвечать на острые вопросы, быть в тонусе, быть готовым подвергнуть сомнениям свои рассуждения, надо быть очень подготовленным, мотивированным и открытым. Во-первых, таких преподавателей немного. Во-вторых, студентов таких немного. Этот вариант требует высокой дисциплины от студентов: они должны прочитать тот объем литературы, который преподаватель дает, быть готовыми к занятиям. К сожалению, проблема России заключается не только в институциональных сложностях организации нашей общей политической системы, но и в том, насколько мотивированы сами студенты, люди, насколько они готовы вкладываться. Это тоже в конечном итоге результат каких-то институциональных проблем. Почему студенты на втором-третьем-четвертом курсе такие расслабленные? Они не понимают, что сейчас их судьба решается? Возможно, они этого не понимают, потому что не верят в меритократию и не верят в то, что их успех зависит от их знаний и усилий. Возможно, они понимают, что жизнь в нашей стране такова, что их успех зависит от многих других факторов, поэтому они не вкладываются. Может быть. Я не знаю и не понимаю. В этой группе может быть пять человек, у которых есть какие-то родственники или еще какие-то непотические каналы продвижения, а у остальных этого нет, но всего десять реально будут мотивированы, остальные находятся в прострации, хотя они на четвертом курсе или уже на магистратуре. У них жизнь через год начнется взрослая. Они не понимают, что ли, что сейчас решается их жизнь, в какую когорту в этой юридической профессии они попадут? Этого я никогда не мог понять. Мне кажется, что наши студенты слабо мотивированы по сравнению со студентами в ведущих американских вузах.
АН: Я с этого и начал вопрос. Сколько студентов собираются быть юристами? По моим ощущениям, где-то на уровне трети, может быть.
АК: Те, кто у меня учился, хотят быть юристами. Я преподавал на старшем курсе бакалавриата на программе, которую они сами выбирали, зная, что это сложная программа, и на магистратуре, где люди проходили через отбор. На первых курсах это действительно может быть. Я говорю про тех, кто у меня учился. Например, у меня училось тридцать пять человек. Я говорю им: «Друзья мои, к следующей неделе, к следующей лекции, читаем вот это, вот это, вот это. Надо прочитать страниц 200-300». Вначале они старались по большей части читать, уже к середине курса у них сил нет и прочитали всего несколько человек: «А другие?» «У них уже сил нет» «Почему сил нет?» «У нас еще другие предметы есть». И что там, на других предметах? Я не понимаю, в чем проблема: то ли они читать не способны с такой степенью интенсивности, то ли еще что. Но в американском вузе это нормально – прочитать к занятию 200-300 страниц.
АН: В американском вузе меня просто удивляет, когда у них такой огромный курс, например, договорного права. Они впахивают четыре месяца. У тебя семинары каждую неделю, они тебе вот такую книгу дают.
АК: Да.
АН: С другой стороны, там понятна система: ты учишься в юридической школе три года, каждый год по сегодняшним меркам у тебя выходит порядка 100 000 долларов, то есть всего 300 000 долларов. При этом на стипендию берут всего 2 000 человек – выпуск составляет 40 000 человек – то есть 5% от выпуска всех юристов. Народ старается, знает, что от его оценок зависит его будущее.
АК: Конечно.
АН: Чуть что – ты в пролете, и плакали твои 300 000 долларов.
АК: У нас то же самое, но не такие масштабы денег. Если ты сейчас поработаешь, проявишь себя, еще на муткорты запишешься, у тебя будут какие-то достижения, то тебя возьмут в хорошую юридическую фирму. Если у тебя еще развит эмоциональный интеллект и есть навыки определенные, тебя возьмут. Если ты еще окончил хороший вуз, например, ВШЭ или МГУ, тебя возьмут сразу в хорошую, ведущую юридическую фирму и дадут хорошую зарплату. Если у тебя нет эмоционального интеллекта, ты не умеешь вести себя, тебя не возьмут. Если умеешь вести себя, но у тебя плохие знания и оценки, не возьмут. Если и то, и другое есть, тебя возьмут. У тебя открывается определенная карьера, если ты заточен на практическую карьеру. Просто нужно работать, а вот мотивации к работе у людей нет. Ленивые. Они ленивые, или у них проблема с чтением, может, какие-то курсы по чтению им проходить. Прочитать 200 страниц у нормального человека, привыкшего много читать, займет один день, вечер. За три часа такое можно прочитать. Работать надо очень много, но, к сожалению, не у всех хватает стимула к работе. В итоге получается так, что попытка реализовать этот сценарий, о котором Вы рассказывали, где люди приходят, начитавшись всего и ты с ними ведешь диалог на равных, уточняешь, спрашиваешь, развиваешь мысли, пытаешься спорить, подходит только для преподавания в высокомотивированной группе продвинутых ребят, может быть, в магистратуре, где ты сразу скажешь: «Ребят, приходите ко мне и либо вот это читаете, либо вы не получаете вообще никакой оценки», чтобы отсеять всех тех, кто хочет легкой жизни. Попытки реализовать этот подход в моей преподавательской жизни я предпринимал, сейчас стараюсь это делать, но это непросто. Раньше, в начале – середине 2000-х годов, я читал лекции, в конце отвечая на вопросы. Когда ты ведешь занятие с практикой, это неизбежный вариант. Когда ты преподаешь, у тебя есть выбор. Например, возьмем тему: «Расторжение нарушенного договора». Я могу очень сжато, быстро, интенсивно за три-четыре часа эту тему рассказать с презентациями и кейсами, что я и делаю на лекциях по повышению квалификации. Но какой смысл мне студенту в магистратуре четыре часа это рассказывать, если все написано в книгах? Ему нужно это прочитать, а потом можно это с ним обсудить и все три часа посвятить обсуждению вопроса. Конечно, это намного лучше. Для этого они должны прочитать. Если я прихожу с настроем обсуждать, а в группе из тридцати человек прочитало всего пять, что за ерунда получается?
АН: У нового поколения еще есть проблема, что они привыкли сидеть в девайсах.
АК: Ну прочитай в девайсе.
АН: На некоторых студентов иногда все-таки большое влияние имеют родители, принимая решение, куда поступать. Когда родители затолкали его на юрфак, он там четыре года посидит, потусуется. Давай перейдем к следующему вопросу. Ты известен как популяризатор юридической науки. Я знаю, что ты организовываешь различные конкурсы. Что тебе это дает?
АК: Да ничего не дает. Я отдаю свое время. Другие люди, которые в этом участвуют, члены жюри, которые читают статьи, отдают свое время и ничего не получают. Такая жизнь. Я рассматриваю это как свою миссию – проводить эти конкурсы, конференции. Такая жизнь.
АН: Твой институт «М-Логос» сейчас ведущий провайдер курсов?
АК: Трудно сказать. Наверное, один из ведущих организаторов дополнительного профессионального образования в сфере права.
АН: Кто основные конкуренты? «Статут»?
АК: «Статут», они существовали еще до нас. Когда я создавал «М-Логос», «Статут» уже был. Есть еще «LF Academy», что в Санкт-Петербурге. Они специализируются на разных онлайн-курсах. Недавно появился «Лекториум» – такая онлайн ориентированная школа дополнительного образования. Конкуренты есть, это нормально и здорово. Были раньше еще другие школы, институты, которые специализируются в этой области, будут появляться новые. Спрос на это есть, потому что качество юридического образования в целом по стране невысокое. В итоге юристы приходят на работу, они слабенькие, а там большие деньги на кону. Работодатель выделяет бюджет на обучение, и их отправляют учиться в центр дополнительного образования, где эти юристы могут добрать знаний. Ты можешь быть уже немолодым специалистом, работая в какой-то одной области, а дальше тебя в банкротство бросает. Проблема в том, что даже учебников нормальных до недавнего времени не было (некоторые считают, что они и сейчас находятся в большом дефиците). Какое-то системное понимание банкротства недоступно: в вузе тебе не преподавали банкротство, а тебе там работать. Ты должен в этом невероятном мире разобраться с нуля. Это очень непросто. Меня забросить в какую-нибудь область регулирования ценных бумаг (у меня там очень большие проблемы). Я никогда с этой сферой не сталкивался, а там целый мир. Естественно, я бы пошел на курс, где мне бы систему дали, рассказали, показали какие-то проблемы, дальше я бы уже пошел копаться. Одна из причин, почему идут на курсы дополнительного образования, – это новая область знаний, которую они для себя открыли. Спрос есть не только в России. Есть и других странах в большей или меньшей степени. Чем хуже высшее образование, тем выше спрос на дополнительное образование. Концептуально это направление будет только повышаться в своей ценности и значимости, потому что сейчас такая подвижность социума и права, что никакое высшее образование не позволит тебе получить знания, которые необходимы и достаточны тебе для нормальной работы. Все время потребуется учиться.
АН: Как вакцинация.
АК: Каждый год, да. Вот эта постоянная учеба нужна. Ты можешь сам управлять учебой, сам читать, но не всегда хватает литературы, чтобы во всем разобраться. Поэтому учиться надо каждый год. Я ученый, но каждый год учусь. Я слушаю лекции, постоянно что-то читаю в свете своей работы и познаю новое. Как только ты останавливаешься, все.
АН: И приехал.
АК: И приехал. Мои знакомые и друзья писали, читали, учились. На каком-то этапе у них возникло ощущение, что они уже все узнали, они крутые, такие профессора и могут остановиться. Как только ты останавливаешься, год-два – и в принципе ты уже конченый человек для науки. Ты можешь еще преподавать в вузе неплохо на старой харизме еще несколько десятилетий, но в принципе ты уже все, мозги покрылись корочкой. Ты уже думаешь, что все знаешь. Как только ты думаешь, что все знаешь и ты очень крут, тебе конец. Пока ты постоянно ощущаешь, что ты чего-то не знаешь, ты не совершенен, ты не умеешь, ты не докручиваешь, надо еще глубже, ты развиваешься. В этом плане дополнительное образование – то, что необходимо каждому человеку. Неважно, сформировано ли это в виде каких-то курсов или это постоянная жажда новых знаний, реализуемая в форме чтения книг или прослушивания видеолекций. Это необходимо любому – как юристу-практику, так и адвокату, профессору, ученому.
АН: У меня еще такой вопрос – общее невысокое качество юридического образования играет тебе на руку?
АК: В каком-то смысле да.
АН: Ты не считаешь, что сейчас юридическая профессия немного потеряла свой гламур в России? Выгоднее, может быть, быть тем же программистом? Сейчас рядовой программист зарабатывает, как ведущий юрист.
АК: Наверное. Не знаю. Трудно сказать. Появляются новые профессии, которые могут быть более интересными. По-моему, юрист и программист – это непересекающиеся круги. Ты уже в 8-9-ом классе понимаешь, можешь ли ты выбирать между программистом и юристом. Как правило, в юристы идут гуманитарии. У гуманитариев определенный склад ума, характера, интеллекта. Как правило (есть исключения – люди, которые имеют навыки, склонности и гуманитарные, и технические), уже в 8-9-ом классе понятно, кто ты. Это не совсем выбор между программистом и юристом, сколько юристом и экономистом, если у тебя с математикой плохо, юристом и маркетологом, если ты вообще заточен на работу, которая будет приносить тебе деньги, потому что это тоже важный выбор. Может, ты вообще хочешь быть врачом, историком, археологом, мы сейчас не говорим об этом. Если ты заточен на успешную карьеру, которая будет приносить тебе деньги, доход, материальное благосостояние, у тебя выбор не очень большой, при этом ты еще гуманитарий. Как приходят в юриспруденцию? Обычно хочется хорошо, нормально жить, переехать в Москву, иметь квартиру, машину, создать семью – не процветать, но хотя бы жить достойно по стандартам среднего класса. Значит, варианты филолога, археолога, палеоантрополога, астрофизика отпадают, если это главная мотивация. Что еще остается? При этом ты ничего не понимаешь в технике.
АН: Госслужба.
АК: Как вариант. Дальше развилка – ты ориентирован на честность. Если ты хочешь успешно жить, материально процветать, быть в среднем классе, госслужба не очень подходит. Если ты готов идти на компромиссы с совестью и хочешь хорошо жить, то госслужба отличный вариант. Если ты честный человек и при этом хочешь хорошо жить, то госслужба – сложный выбор. Где-нибудь Европе это другой вопрос, но у нас сами понимаете. Но многие хотят на госслужбу, при этом они хотят на госслужбу, чтобы принести пользу стране, то есть альтруистическая мотивация, а это правильная мотивация и правильный выбор. Некоторые люди хотят на госслужбу, потому что они хотят просто ренту, хотят получать ренту. Они хотят жить, как все эти наши живут на виллах. Госслужба у них ассоциируется с этой рентой. Этот выбор совмещает госслужбу и материальное процветание.
АН: Это стабильная работа.
АК: Какая? На госслужбе?
АН: Мне кажется, да.
АК: Если ты много не зарабатываешь, а просто получаешь зарплату, с 9:00 приходишь и в 18:00 уходишь, то да, тебя никто не тронет. Но, если ты хочешь чего-то добиваться на госслужбе, как только ты попадаешь на какие-то вершины с материальной, коррупционной рентой и политической властью, какая там предсказуемость? Никакой. Сегодня ты на вершине, завтра твой клан полетит под лошадь и тебя отправят неизвестно куда. Там никакой предсказуемости нет. Когда ты работаешь замначальника отдела чего-то министерства чего-то там, тогда да. Они наверху друг друга едят, а ты сидишь, но ты получаешь невысокую зарплату и никаких звезд с неба не хватаешь. Как только ты получаешь должность замминистра или начальника департамента чего-то там, ты уже политический персонаж. Меняются группировки – ты летишь. Никакой предсказуемости.
АН: Это тема для отдельного разговора. Мы знаем, что у нас экономика преимущественно государственная, то есть это уже своя среда. Вернемся к дополнительному юридическому образованию. Мне нравится, что на Западе что у специалистов или адвокатов постоянно требуют повысить квалификацию.
АК: У нас тоже есть – адвокат должен повышать свою квалификацию.
АН: Адвокаты, по-моему, достаточно небольшая прослойка.
АК: Небольшая. Но я против формальных требований. Как только появляется что-то формальное, для взрослого человека это превращается в повод для профанаций и коррупции (коррупции в широком смысле).
АН: Покупают просто для галочки.
АК: Для галочки. Это неправильно. Взрослые люди должны сами решать. Я рыночник, я за конкуренцию. Конкуренция создает правильный стимул для повышения качества и уровня своей компетентности. Если ты понимаешь, что твой жизненный, профессиональный успех зависит от твоей конкурентоспособности, если ты не получаешь ренту, будучи чиновником или каким-нибудь юристом, имеющим рентный потенциал, а кормишь себя благодаря своим усилиям и вокруг тебя куча конкурентов, ты понимаешь, что выиграть эту конкуренцию можно, только повышая свою компетентность, другие навыки – не только профессиональные, но и soft skills. Эта борьба повышает качество. Благодаря этой борьбе мы имеем мобильную связь, спутники, потому что это тоже результат конкуренции, только на уровне государств. Конкуренция – двигатель всего. Рента – уничтожитель всего. Как только появляется рента, коррупция, все гниет. Только мощная конкуренция, когда ты не можешь расслабиться, когда тебя постоянно пожимают твои потенциальные клиенты, заставляет бизнес повышать качество, понижать цены, заставляет преподавателя преподавать. Надо в этом направлении двигаться, тогда у нас все будет выстраиваться в сфере юридического образования и даже на госслужбе.
АН: Вернемся к юридическому образованию. Возможно ли создание качественной частной школы на базе твоего «М-Логоса»?
АК: Высшее образование?
АН: Да.
АК: Нет.
АН: Это слишком дорого?
АК: Это слишком дорого и абсолютно непредсказуемо с точки зрения регуляторики, лицензии, аккредитации. На фоне общего тренда по направлению к уничтожению частных независимых университетов это очень сложно. Во-вторых, нужны деньги для того, чтобы создать именно университет, хотя бы просто институт какой-то, высшее учебное заведение. Нужно здание, помещение.